Если Вы стали свидетелем аварии, пожара, необычного погодного явления, провала дороги или прорыва теплотрассы, сообщите об этом в ленте народных новостей. Загружайте фотографии через специальную форму.
БОРИС ИОСИФОВИЧ — ИНЖЕНЕР ОСМЫСЛИВАЮЩИЙ
На фото: Посёлок имени Орджоникидзе на современной карте
Борис Иосифович Бордюг родился в Харькове 6 октября 1901 года. В 1914 году отец его ушел на войну, в 1915 году родители разошлись, т.е. брак распался. Революция, голод, бандитизм, безработица... В такое время ему пришлось заканчивать гимназию в Полтаве. Германские войска, гетманщина Скоропадского, белая армия, Петлюра сменяли друг друга в Полтаве 12 раз. Только в конце 1919 года власть «красных» пришла во второй раз и окончательно. В 1919 году Борис уже учился в институте в Харькове, подрабатывал корреспондентом газеты «Родина» при штабе командующего добровольческой армией генерала Кутепова...
Происхождения Борис Иосифович был не пролетарского и понятно, что отношение к нему было соответствующее, но он выучился и учил советских граждан грамоте во времена ликбеза. Всегда по совместительству преподавал математику, физику, спецпредметы — везде, где довелось жить и работать. А работал на Донбассе, потом — в Подольске и Перми.
В Нижний Новгород приехал из Перми. Вот его история приезда в Нижний, рассказанная от первого лица.
НА АВИАЦИОННОМ ЗАВОДЕ ИМЕНИ ОРДЖОНИКИДЗЕ
9 августа 1932 года на пароходе я прибыл в Нижний Новгород. Какой-то мелкий служащий из любезно пригласил меня пожить у него несколько дней вместо гостиницы. Стояла страшная жара. Вся многочисленная семья хозяина квартиры спала на галерее второго этажа с выходом во двор. И я где-то между ними приспособился. Спать было отвратительно, кусали клопы и комары. Но всё-таки пристанище.
Прежде всего, я поехал на Мызу, на телефонный завод им. Ленина. Там, понятно, обрабатывались мелкие детали, это мне было знакомо. Предложили место в цех, а я уже знал, что это не по мне.
Съездил в заречную часть на самую окраину города, собственно уже за городом, не доезжая до Сормова, - на авиационный 21-й завод им. Орджоникидзе.
Ехал я туда по плашкоутному мосту, потому что новый стальной ещё только строился. 11 августа два или три правобережных пролета нового моста рухнули. Жертв было немного.
Но и на 21-м заводе переговоры не привели к определённому результату. Прожив неделю у Калмыкова, я поехал в Москву. Пытался устроиться на автозаводе, но с квартирой ничего не получилось.
Решил вернуться в Нижний на 21-й завод. Меня направили к начальнику отдела труда, - он в курсе всех вакансий. Спросил меня:
- Где вы хотите работать?
- Не в цехе. А где есть места?
- Знаете что, поступайте в мой отдел. Мы должны организовать исследовательское бюро по составлению нормативов по труду. Пока у меня работают несколько хронометражистов, выполняют случайные поручения. Надо это возглавить и организовать.
Недолго думая, я согласился, но предупредил, что в технологии изготовления самолетов ничего не понимаю. Кроме того, признался, что у меня нет увольнения с Пермского завода.
- Это придёт со временем. Устроим. Наш завод военный.
Это было очень важно. Тут не обращают большого внимания на то, что я беглец. На военном заводе можно ни с чем не считаться.
Поселили меня на первое время в общежитии. Прикрепили к заводской столовой. Дали карточки, хоть и не такие как у лётчика, а всё же жить можно. Иной раз я получал кусок мяса и не знал, что с ним делать.
В 1932 году 21-й завод им. Орджоникидзе был невелик. Его специальность – постройка военных самолетов для экипажа из одного – двух человек – истребителей, разведчиков и других.
Металлургической базы на заводе не было, металл привозили в виде стального проката, труб, небольшого количества поковок и алюминиевых листов.
Механические цеха изготовляли все детали для самолётов. Станки стояли новейшие, - завод только недавно был пущен.
Большой участок прессов производил раскрой алюминиевых и дюралевых листов и вырезку заготовок и деталей.
Много было ручного труда по т.н. «выколотке». На деревянную колодку надевалась простейшая заготовка в виде желоба или прямоугольной карты, начерно загибалась, а далее ей придавали форму колодки ударами деревянного молотка. Это будущие обтекатели на разные выступающие части самолета. При выколотке алюминий, естественно, деформировался; требовалось так изготовить обтекатель, чтобы толщина его стенок всюду была одинакова, а трещины ни в коем случае не допускались. Работа требовала большого опыта, осторожности, терпения. На какой-нибудь футляр – обтекатель размером с большой капустный вилок уходило иногда несколько часов.
В сборочном цехе применялась как механическая сборка, так и сварка – электрическая и газовая.
Другая часть завода занималась постройкой деревянных самолётов. Завод располагал сушилкой, но большинство леса доставлялось в готовом, сухом, виде. Фюзеляжи самолетов изготовляли из фанеры. Фанерные заготовки определённой конфигурации соединялись на клею в многослойные детали и закладывались в специальные приспособления. Пролежав в них некоторое время, они приобретали нужную форму, а клей был настолько прочен, что отделить одну фанерную заготовку от другой уже нельзя было.
В цехе стояли многочисленные станки – пилы, строгальные разных типов, фрезерные и другие. Было много и ручного труда.
В этом цехе случился пожар, вся древесина запылала, стали обваливаться стропила. К счастью, произошло это в обеденный перерыв, когда рабочие ушли из цеха. Немногие оставшиеся успели выскочить, а некоторые спрятались под длинными столами станков. Пожар быстро потушили, жертв, кажется, не было, но отстраивался цех долго.
Само собой понятно, на заводе была инструментальная и ремонтная база, помнится – даже небольшой ковочный участок.
Недалеко от завода располагался аэродром для испытания самолётов.
Заводоуправление – солидное двухэтажное здание (на одном участке трёхэтажное) выходило на улицу. В нем помещались администрация завода, все отделы, в том числе и мой отдел труда.
Конструкторы самолётов ползали по полу, вычерчивая на плазах детали в натуральную величину. Так требовалось ввиду сложной конфигурации.
В ПОСЁЛКЕ ИМЕНИ ОРДЖОНИКИДЗЕ
Через месяц после поступления на работу мне дали комнату в трёхкомнатной квартире на первом этаже большого многоквартирного дома. Канавинский район, посёлок Орджоникидзе, дом 1, кв. 49. Два таких дома стояли параллельно; в них жили начальство и инженерно-технические работники. Моя комната оказалась довольно обширной. Большое окно выходило на юг. Вдоль нашего длинного дома тянулись деревянные сараи для разных хозяйственных нужд. За сараями – пески до самого горизонта. Кое-где небольшие островки сосен и немного травы, как оазисы в пустыне. Вся эта площадь была необитаема, и редко кто туда ходил - неинтересный пейзаж. В километре от дома через пески проходила железнодорожная ветка Горький-Московский – Починки. По ней изредка проходили грузовые составы.
В квартире – кухня (плита на дровах), уборная, неудачно расположенная напротив комнаты основных жильцов, моя изолированная комната и двухкомнатная квартира соседей. Мыться все ходили в баню. До меня в моей комнате жили хозяйственные люди. Не имея другого места, они держали в комнате поросят. Но перед моим вселением сделали декоративный ремонт, - покрасили пол и т.п. Обедал я на заводе и радовался, что был сыт, потому что военный завод снабжался продовольствием значительно лучше, чем пермский. Даже холодная манная каша на воде с киселём на третье доставляла мне удовольствие.
Кроме двух длинных домов был еще третий несколько короче. Там находилась столовая, – можно вечером поужинать; общежитие, нечто вроде клуба, закрытый магазин, парикмахерская, ещё что-то. Заводские корпуса располагались примерно в километре от моего дома. Главная улица посёлка им. Чаадаева и другие переулки служили местом обитания рабочих и служащих завода. Они жили в одноэтажных и двухэтажных домиках и бараках довольно лёгкого типа. Невдалеке от заводоуправления кончалась трамвайная линия 7-го маршрута, связывающая поселок Орджоникидзе с Канавиным.
С СЕМЬЁЙ. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В первых числах ноября 1932 года я встретил жену на пароходе. В эти годы транспорт в Нижнем Новгороде работал чрезвычайно плохо. Чуть ли не целый час мы ждали автобуса на Скобе, чтоб не ехать трамваями с пересадкой. А дождик накрапывал. Но от Московского вокзала другого транспорта кроме трамвая не было. Наконец доехали до конечной остановки 7-го маршрута и отсюда, усталые и голодные, добрались домой. К приезду у меня была кое-какая мебель: большой конторский стол, две простые железные кровати, полка для книг, стулья.
Иногда мы ездили в Сормово или в Канавино на рынок за продуктами. Не один раз возвращались из Канавина пешком, т.к. втиснуться в трамвай было немыслимо. Из Сормова мимо соснового леса (будущий парк) через пустыри идти казалось приятнее. Ходить в городской драматический театр было невозможно, потому что ночью пришлось бы возвращаться пешком. Только один раз мы смотрели спектакль этого театра в Сормовском дворце культуры им. Сталина – Достоевского «Униженные и оскорблённые», довольно мрачный спектакль.
Помню, — это было ранней весной, — после неприятного разговора я ушёл из дома на много часов. Приехал трамваем в Сормово к кольцу (последняя остановка), пешком прошел до того места, где теперь Починковский сквер, свернул направо к Волге. Долго смотрел на полную воду, на льдины, которые заносило от русла в сторону дубового леса. Собралось много любителей природы, встретились и знакомые. С ними обсуждали значения разлива для урожая, для рыб, для пароходов. Вернулся уже вечером.
При первой возможности взял дополнительную работу, — дали мне уроки технического нормирования в авиационном техникуме при заводе. Разумеется, я предупредил, что специальных вопросов самолётостроения касаться не буду.
Незадолго до нового 1934 года мы жили уже в другой квартире этого же дома – кв. 44. Переезд был вынужденный — нас "попросили" освободить комнату для семьи высокого начальника. Не нравилась мне моя новая комната, не нравились отношения с сослуживцами. И решил я менять службу. Съездил на ближайший 92-й завод, тоже военный, где делали артиллерийские орудия. Имея уже некоторый опыт с нормативами, я прямо пошёл к начальнику отдела труда и зарплаты, плотному мужчине сурового вида, но обходительному в обращении.
- Вот, товарищ, посмотрите эти нормативные материалы, которые у нас уже составляются. Посмотрите паспорта станков, - сказал тот. Это был как бы экзамен. Я посмотрел и через полчаса указал начальнику на существенные недостатки и даже ошибки в работах заводских исследователей. «Собаку съел», - подумал, вероятно, начальник и предложил мне оформиться с такого-то числа сперва на должность исследователя по труду, потом руководителя.
(Продолжение ожидается)
Иван СУДАКОВ
22:06 18.10.2024 16+
Поделитесь новостями с жителями города
Рекламный баннер 990x90px banbottom
Оставить сообщение: